Четверг, 28.03.2024, 21:37
Приветствую Вас Гость | RSS
Меню сайта

Книги_всего_мира __ Todos libros del mundo

Каталог библиотеки

Главная
Вы можете найти книгу по автору или названию
» Библиотека » Бизнес литература. » Как организовать работающий бизнес.

Девять лучших книг для менеджера. Книга первая
бизнес литература

Айн Рэнд. Атлант расправил плечи

Отрывок из книги

Айн Рэнд (1905–1982) — наша соотечественница, ставшая крупнейшей американской писательницей, которую читает весь мир. Ее книгами восхищаются, о них спорят, им поклоняются... Самый известный роман Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» в Америке по продажам уступал только Библии! Главное в книге — принцип свободы воли, рациональность и «нравственность разумного эгоизма». 

Говорят, что во время Вьетнамской войны тексты Айн Рэнд сбрасывали с вертолетов как пропаганду. Когда-то сам Рональд Рейган встал на колени перед Рэнд, признав ее великий талант.

В 2005 году в США вышло 35-е переиздание книги. Эта книга вне литературных категорий. Серьезная литература живет очень долго, бестселлеры – недолговечны. Но «Атлант расправил плечи» — именно тот бестселлер, который останется на века!

ГЛАВА VIII. РАДИ НАШЕЙ ЛЮБВИ

Солнечный луч коснулся вершин деревьев на склоне холма, и они засеребрились, отражая голубизну неба. Дагни стояла у двери коттеджа, подставив лицо первым ласковым лучам и любуясь бескрайними лесами, простиравшимися у ее ног. Вдоль дороги, что проходила внизу, листья меняли оттенки от серебристо-зеленого к дымчато-голубому. Свет, просочившись сквозь ветки, падал на заросли папоротника, которые вновь посылали его вверх яркими фонтанами зеленых лучей. Дагни наслаждалась игрой отражений среди зачарованной дикой природы.

Она зачеркнула еще один день на листке, пришпиленном к стене, как делала каждое утро. Смена дат на бумаге — единственное движение в покое ее дней, как зарубки Робинзона на необитаемом острове. Сегодня двадцать восьмое мая.

Дагни хотела, чтобы дни приближали ее к цели, но не знала, достигла ли желаемого. Приехав в глушь, она дала себе три задания: отдохнуть, научиться жить без железной дороги, избавиться от боли. Избавиться от боли — именно так она сформулировала. Дагни казалось, что она привязана к раненому незнакомцу, с которым в любой момент может начаться припадок, и тогда все потонет в его криках. Дагни не испытывала к чужаку жалости, только презрительное нетерпение. Она должна была бороться с ним, истребить его и тогда, освободившись, принять решение, чего же она хочет. Но победить чужака оказалось непросто.

Выполнить задание «отдохнуть» оказалось легче. Она обнаружила, что ей нравится одиночество. Утром Дагни просыпалась с чувством спокойной благожелательности, при котором так хорошо ладились дела. В городе ей приходилось жить в хроническом напряжении, противостоя гневу, презрению, отвращению и негодованию.

Единственное, что мешало ей, это физическая боль, вернее, усталость. Ее коттедж стоял вдалеке от дороги, так поставил его отец. Она готовила еду на дровяной плите и собирала хворост в лесу на холмах. Она вырубила всю поросль, облепившую стены дома, перекрыла кровлю, покрасила дверь и оконные рамы. Дожди, трава и кустарник скрыли тропу, некогда ступенчато поднимавшуюся по террасам от дороги к самому порогу коттеджа. Она выстроила ее заново, расчистила террасы, замостила их камнем, огородив участки мягкой земли стенками из дикого камня. Ей доставило немалое удовлетворение соорудить из старых железок сложное устройство из блоков и рычагов, с помощью которого она передвигала неподъемные камни. Посадив настурцию и вьюнок, Дагни следила за тем, как они мало-помалу выстилают землю и обвивают стволы деревьев, становятся пышнее.

Работа приносила желанное успокоение. Она не заметила, когда это началось и почему. Просто все преображалось, побуждало двигаться дальше, давая целительное чувство умиротворения. Потом Дагни осознала, что ей необходимо было движение к цели, пусть даже небольшой, и неважно, в какой форме, — лишь бы чувствовать, что, преодолевая отрезки времени, шаг за шагом приближаешься к финалу. Процесс приготовления пищи напоминал замкнутый цикл, законченный, никуда не ведущий. А работа по восстановлению дороги оживляла ее, она не убивала дни, нет, каждый день включал в себя все предыдущие и обретал бессмертие в каждом последующем. Цикл, думала она, это движение, свойственное физической природе. Считается, что в окружающей нас неживой природе нет ничего, кроме циклического движения, а прямая линия — клеймо человека, прямая линия геометрической абстракции, которая определяет дороги, рельсы и мосты; прямая линия, которая рассекает бесцельные изгибы природы целенаправленным движением от начала к концу.

Приготовление пищи, думала Дагни, похоже на подбрасывание угля в топку паровоза ради быстрого движения, но что за глупое занятие — топить паровоз, которому некуда двигаться? Плохо, если жизнь человека зацикливается, думала она, или становится чередой лет, падающих за спиной, как бесполезные нули. Жизнь должна быть прямой линией от одной цели к следующей, и так до конца — к единому, большому итогу, как путешествие по рельсам железной дороги от станции к станции и… ох, прекрати!

Прекрати, спокойно приказала она себе, когда раздались крики раненого чужака. Не думай об этом, не заглядывай в будущее, тебе нравится строить свою дорожку, вот и занимайся ей, не смотри дальше, чем на фут вперед.

Она несколько раз ездила на машине в магазин в Вудсток, всего в двадцати милях от ее дома, чтобы закупить еды и прочих припасов. Вудсток оказался крошечным скоплением умирающих построек, возведенных несколько поколений назад, по причинам и с целью, ныне навеки забытыми. Его не подпитывала ни железная дорога, ни электричество, только автомагистраль округа, да и та пустела от года к году.

Единственный магазин располагался в деревянной лачуге. С углами, заросшими паутиной и сгнившим посередине полом, который не выдержал дождей, проникавших через худую крышу. Хозяйка магазина, толстая, бледная, равнодушная ко всему женщина, двигалась с трудом, но, казалось, даже не замечала этого. Выбор продуктов состоял из пыльных жестянок с выцветшими этикетками, нескольких видов круп и овощей, что гнили в древних корзинках у входной двери.

— Почему вы не уберете овощи с солнцепека? — спросила раз Дагни.

Женщина тупо посмотрела на нее, словно не понимала, о чем ее спрашивают.

— Они там были всегда, — равнодушно ответила она.

Ведя машину обратно к коттеджу, Дагни любовалась горным водопадом, устремлявшимся с невероятной силой с гранитной стены, его брызгами, радугой сиявшими на солнце. Она подумала: здесь можно построить электростанцию, достаточно мощную, чтобы снабжать электричеством ее коттедж и весь Вудсток — город мог ожить. Те одичавшие яблони, что она видела на холмах в огромных количествах, были остатками садов. Что, если бы кто-нибудь восстановил их, потом построил маленькую ветку к ближайшей железной дороге и… ох, прекрати!

— Сегодня керосина нет, — сообщила хозяйка магазина в ее следующий приезд. — В четверг ночью прошел дождь, грузовики не могут проехать через ущелье Фэрфилд, дорогу затопило, и цистерна с керосином не прибудет до следующего месяца.

— Если вы знаете, что дорогу заливает после каждого дождя, то почему не отремонтируете ее?

Женщина ответила.

— Дорога всегда была такая.

Возвращаясь, Дагни остановилась на вершине холма и посмотрела на раскинувшуюся внизу лесистую местность. Она смотрела на ущелье Фэрфилд, где шоссе, извиваясь в болотистой почве ниже уровня реки, оказывалось в ловушке между двумя холмами. Как просто было бы обойти эти холмы, подумала она, построив дорогу на другом берегу реки. Жителям Вудстока все равно нечего делать, она научила бы их, как проложить дорогу прямо на юго-восток, сэкономив несколько миль, соединить с автострадой штата, с депо грузовых перевозок…. ох, прекрати!

Она отставила керосиновую лампу и сидела в коттедже при свете свечи, слушая музыку из маленького портативного приемника.

Дагни пыталась отыскать концерт симфонической музыки, торопливо крутя колесико настройки, но все время попадала на пронзительные звуки программ новостей: ей не хотелось их слушать.

Не думай о «Таггерт Трансконтинентал», твердила она себе в первую ночь в коттедже. Не думай, пока эти слова не станут такими же безразличными, как «Атлантик Саусерн» или «Ассошиэйтед Стил». Но проходили недели, а рана не покрывалась целительными рубцами.

Ей казалось, что она сражается с непредсказуемой жестокостью своего собственного разума. Лежа в постели, почти засыпая, она вдруг обнаруживала, что размышляет о том, что на паровозной станции «Уиллоу Бенд» в штате Индиана износилась лента конвейера, она сама видела это из окна машины в свой последний приезд туда. Нужно сказать, чтобы его заменили, иначе… И вот она сидит в постели и плачет. Прекрати! Она прекращала плакать, но не могла уснуть всю ночь.

Иногда на закате она сидела на пороге коттеджа и следила за тем, как в сумерках успокаиваются, словно засыпая, листья, как тут и там вспыхивают в траве светляки; вспыхивают медленно, как сигнальные огни, подмигивающие в ночи на железнодорожных путях… Прекрати!

Бывали минуты, когда она не могла с собой справиться и, не в силах переносить почти физическую боль, падала на пол или на траву и сидела, застыв, пряча лицо, борясь с желанием завыть в голос. В этот момент они внезапно оказывались так близко к ней и были так же реальны, как тело любимого: две линии рельсов, стремительно удаляющиеся к точке на горизонте, локомотив, рассекающий пространство грудью, украшенной буквами «ТТ», характерный ритм колес под полом ее личного вагона, статуя Нэта Таггерта у терминала. Она замирала в напряженном стремлении все забыть, ничего не чувствовать, и только лицо терлось о сложенные ладони, в отчаянных попытках из последних сил беззвучно повторяя вновь и вновь: «Смирись с тем, что все прошло». Наступали промежутки покоя, когда она обретала способность взглянуть на проблему с бесстрастной ясностью, как на решение технической задачи. Но ответа не находила. Дагни понимала, что ее отчаянная тяга, привязанность к железной дороге пройдет, пусть даже эта мысль и казалась ей невероятной и недостойной. Но привязанность эта рождалась из уверенности, что правда и право на ее стороне, что враг нереален и иррационален, что она не может поставить себе другую цель, поскольку не найдет в себе достаточно любви, дабы достигнуть ее, в то время когда истинное достижение потеряно, отнято не высшей силой, а отвратительным злом, победившим вопреки собственному бессилию.

Я смогу отказаться от линий, рельсов и шпал, думала Дагни, смогу найти успокоение здесь, в лесу. Дострою тропу, соединю ее с дорогой внизу, перестрою дорогу, доведу до магазина в Вудстоке… и тут наступит конец. Пустое бледное лицо, взирающее на Вселенную в застоявшейся апатии — вот что станет пределом моих усилий. «Почему??!» — услышала Дагни свой крик. Но не услышала ответа.

Так оставайся здесь, пока не услышишь его, думала она. Идти тебе некуда, ты не можешь двигаться вперед, не можешь пересечь полосу отчуждения до тех пор, пока… пока не узнаешь достаточно, чтобы выбрать станцию назначения.

Длинными тихими вечерами, глядя в недостижимую даль, протянувшуюся на юг в тускнеющем свете, Дагни тосковала о Хэнке Риардене. Ей хотелось увидеть его непреклонное лицо, доверчивый взгляд с искрой улыбки, устремленный на нее. Но она знала, что не сможет увидеть его, пока он не одержит победу в своей битве. Его улыбку нужно заслужить, она предназначалась противнику, который обменивал силу Дагни на его силу, не забитому бедняге, искавшему в этой улыбке облегчение и тем самым разрушившему ее. Он помог бы ей жить, но не мог сделать за нее выбор, она сама должна решить, какую цель избрать, чтобы продолжить жизнь.

Отметив утром в календаре «15 мая», Дагни почувствовала легкое волнение. Она впервые заставила себя прослушать по радио новости, но не услышала имени Риардена. Страх за него остался единственной ниточкой, связывавшей ее с городом, понуждая то и дело поглядывать на горизонт на юге, или на дорогу у подножия холма. Она ловила себя на том, что ждет его появления, прислушивается, ловя далекий шум мотора. Но единственным звуком, давшим вспышку напрасной надежды, был громкий треск крыльев птицы, вспорхнувшей с ветки в небо.

Еще одна нить связывала ее с прошлым — вопрос, также не получивший ответа: Квентин Дэниелс и мотор, который он пытался восстановить.

Первого июня она должна была послать ему чек на ежемесячную сумму. Сказать ли ему, что она бросила работу, что мотор ей никогда не понадобится, как, впрочем, и всему остальному человечеству? Велеть прекратить работу, и позволить останкам мотора сгинуть в ржавчине в какой-нибудь куче мусора, вроде той, где она его нашла? Но Дагни не могла себя заставить. Казалось, сделать это еще труднее, чем оставить железную дорогу. Таинственный мотор — не ниточка в прошлое, думала она, он — ее последняя связь с будущим. Погубить мотор казалось ей не убийством, а, скорее, актом самоубийства. Приказать Квентину прекратить работу – значит, подписаться под признанием того, что впереди уже ничто ее не ждет.

Неправда, думала Дагни, стоя у двери коттеджа утром двадцать восьмого мая, неправда, что в будущем нет места грандиозным достижениям человеческого разума, это никогда не станет правдой. Несмотря на случившееся, с ней всегда пребудет непреложное убеждение в том, что зло противоестественно и временно. Сегодня утром, как никогда прежде, она чувствовала, что безобразие людей города и неприглядность ее страданий преходящи. При взгляде на солнце, затопившее лес, внутри у нее крепло чувство, огромное и неподдельное, рождавшее улыбку и обещавшее надежду.

Она курила, стоя на пороге. В комнате позади нее из радиоприемника доносились звуки симфонии времен ее дедушки. Почти не вслушиваясь, Дагни следила только за партией струнных, неуловимо гармонировавшей со струйками дыма, закручивавшимися над ее сигаретой, и плавным движением своей руки, время от времени подносившей сигарету к губам. Закрыв глаза, она замерла, наслаждаясь лучами солнца, прикасавшимися к ее телу. Наслаждаться моментом, позволить воспоминаниям о боли притупиться, вот как сейчас, — тоже достижение, думала Дагни. Если она сумеет сохранить это чувство, то наберется сил, чтобы продолжить жизнь.

Сознание не сразу вычленило из музыки легкий шум, напоминавший шорох старой пластинки. Первой реакцией стала отброшенная сигарета. Откуда-то издалека пришло осознание того, что посторонний шум нарастает, и что это звук автомобильного мотора. Потом она невольно вздрогнула — так сильно хотелось ей услышать этот звук, так отчаянно она ждала Хэнка Риардена.

Дагни услышала свой короткий смех, низкий, негромкий, словно она боялась заглушить урчание, уже переросшее в ясно различимый рев взбирающейся вверх по склону машины.

Дагни не видела всей дороги: короткий участок у подножия холма, под аркой смыкавшихся ветвей, был единственным отрезком, доступным ее глазам. Она следила за движением машины по повелительному рокоту сражавшегося с уступами мотора и шуршанию шин на поворотах.

Автомобиль остановился под ветвями деревьев. Она не узнала его, это оказался не черный «хэммонд», а длинный серый кабриолет. Дагни видела, как водитель вышел из кабины. Присутствие этого человека казалось ей невозможным.

Франсиско д’Анкония.

Сильнейшее потрясение, которое она испытала, не напоминало разочарования, скорее, она чувствовала, что разочарование сейчас было бы неуместным. Радость и странный, торжественный покой, внезапная уверенность в том, что она видит приближение чего-то неведомого, но очень важного.

Франсиско устремился к коттеджу быстрыми шагами, пока не поднял голову. Увидев ее на пороге дома, он остановился. Дагни не могла рассмотреть выражение его лица. Он долгую минуту стоял на месте, смотря на нее. Потом продолжил путь наверх.

Дагни как будто ожидала, что повторится сцена из их детства. Франсиско шел к ней — не бежал, но нетерпеливо приближался с победоносным и уверенным видом. Нет, подумала она, это не детство, это возможное будущее, которое представлялось ей в те далекие дни, когда она ждала его прихода как освобождения из тюрьмы. Мгновенный образ утра… оно могло бы осуществиться, если бы исполнились ее детские мечты, если бы они оба пошли тем путем, в который Дагни так верила. Благоговейно замерев, она стояла, глядя на него, впитывая момент не будущего, нет, их общего прошлого.

Когда Франсиско приблизился достаточно, чтобы Дагни смогла рассмотреть его лицо, оказалось, что оно сияет радостью, преодолевшей серьезность человека, заслужившего право на беспечность. Он улыбался, насвистывая мотив, созвучный размеренным, летящим шагам.

Мелодия показалась ей смутно знакомой. Дагни чувствовала, как она уместна, и в то же время, было в ней нечто странное, что непременно хотелось понять, вот только сейчас она не могла об этом думать.

— Привет, Чушка!

— Привет, Фриско!

По тому, как он смотрел на нее, как на мгновение прикрыл глаза, как тряхнул головой, по его легкой полуулыбке, по тому, как беспомощно расслабились губы, а руки, обнявшие ее, оказались резки, Дагни поняла, что все происходит против его воли, что он не собирался так себя вести, но то, что случилось, было правильно, и сопротивляться они оба были не в силах.

Неистовость объятий, причиняющие боль губы, прижавшиеся к ее губам, ликующая капитуляция тела при прикосновении к ней, выдавали не минутное удовольствие; она знала, что не физиологический голод доводит мужчину до такого состояния. Дагни понимала, что это признание, которого прежде никогда от него не слышала, самое великое признание, какое только может сделать мужчина женщине. Неважно, что он натворил, сломав свою жизнь, он все равно остался прежним Фриско, в постели с которым она испытывала такую гордость. Неважно, что мир не раз предавал Дагни, ее понимание жизни осталось прежним, и некая нерушимая часть его передалась и Франсиско. И, в ответ на эту общность, ее тело откликнулось, ее руки и губы устремились к нему, признаваясь в страстном желании, в благодарности, которые она всегда отдавала ему и всегда будет отдавать.

Но затем ее пронзила боль понимания того, что, чем крупнее личность, тем ужаснее вина в разрушении самое себя. Она отшатнулась от него, покачала головой и сказала им обоим:

— Нет.

Обезоруженный, он смотрел на нее, улыбаясь:

— Не сейчас. Сначала ты должна мне еще многое простить. Но теперь я расскажу тебе все.

Дагни никогда еще не слышала в его низком голосе такой беспомощности. Он с трудом овладел собой. В его улыбке читалось извинение ребенка, просящего о снисхождении, и радостное удивление взрослого, который со смехом объявляет, что не станет скрывать своих усилий, потому что борется со счастьем, а не с болью.

Она отступила назад, эмоции захлестнули ее против воли, теснившиеся в голове вопросы не могли вылиться в слова.

— Дагни, та пытка, через которую ты прошла за последний месяц… ответь мне, только честно… ты смогла бы вынести ее двенадцать лет назад?

— Нет, — ответила Дагни, и Франсиско улыбнулся в ответ. — Почему ты об этом спрашиваешь?

— Чтобы искупить двенадцать лет своей жизни, которым нет прощения.

— Что ты имеешь в виду? И… — вопросы, наконец, сложились в слова. — И что ты знаешь о моей пытке?

— Дагни, разве ты еще не поняла, что я знаю о тебе все?

— Как… Франсиско! Что ты насвистывал, когда поднимался на холм?

— Разве я насвистывал? Не заметил.

— Пятый концерт Ричарда Халлея, верно?

— О… я… — он ошарашенно замолк, потом удивленно улыбнулся и серьезно ответил: — Я скажу тебе об этом позднее.

— Как ты узнал, где я?

— Я и это тебе скажу.

— Ты выпытал у Эдди.

— Я не видел Эдди около года.

— Он единственный знал, где я нахожусь.

— Мне не Эдди сказал об этом.

— Я не хотела, чтобы меня нашли.

Франсиско медленно огляделся; она заметила, как его взгляд задержался на восстановленной ею тропе, приведенных в порядок цветах, на свежей дранке кровли. Он хмыкнул, как будто все понял, и это его ранило.

— Нельзя было оставлять тебя здесь на целый месяц, — объявил он. — Господи, нельзя! Это мой промах, и я не хотел так ошибиться. Но мне казалось, ты не готова бросить все. Если бы я знал, то следил бы за тобой днем и ночью.

— Правда? Для чего?

— Чтобы разделить с тобой, — он указал на дело ее рук, — все это.

— Франсиско, — изменившимся голосом произнесла Дагни, — если тебя волнует перенесенная мной пытка, то ты должен знать, что я не желаю слышать, как ты об этом говоришь, потому что… — Дагни замолкла. Она никогда ему не жаловалась, ни разу за все эти годы. Совладав с голосом, она закончила: — Просто не хочу об этом слышать.

— Потому что я — единственный человек, который не имеет права говорить об этом? Дагни, ты думаешь, что я не знаю, как много боли я тебе причинил? Я расскажу тебе о тех годах, когда я… Но это все позади. О, дорогая, все позади!

— Утром.

— Но все кончено, дорогая! Все позади!

— Вот как?

— Прости, я не должен говорить так до тех пор, пока ты сама не скажешь, — пробормотал Франсиско изменившимся голосом. Счастье переполняло его, бороться с ним было выше его сил.

— Ты рад тому, что я потеряла все, ради чего жила? Хорошо, я скажу сама, если ты пришел, чтобы это услышать: ты — первый, кого я потеряла. Тебя забавляет, что теперь я утратила все остальное?

Франсиско пристально всматривался в Дагни, от усилий его глаза сузились, словно угрожая, и она поняла, что не имела права на слово «забавляет» по отношению к прошедшим годам.

— Ты действительно так думаешь? — глухо спросил он.

— Нет… — прошептала она.

— Дагни, мы не можем потерять то, ради чего живем. Иногда нам приходится изменять форму смысла жизни, и, порой, мы можем совершить ошибку, но смысл остается прежним, а менять его форму — наше право.

— Я твердила это себе целый месяц. Но мне отрезан путь к цели, неважно, какова она.

Франсиско не ответил. Он присел на валун у порога, глядя на Дагни так пристально, словно боялся упустить малейшую тень, промелькнувшую на ее лице.

— Что ты сегодня думаешь о тех людях, что ушли от дел и исчезли? — спросил он.

С беспомощной, грустной улыбкой Дагни пожала плечами и присела рядом с ним на камень.

— Знаешь, я думала, что за ними приходит какой-то разрушитель и принуждает их скрыться. Но теперь я полагаю, что его не существует. За последний месяц случались минуты, когда мне почти хотелось, чтобы он пришел и за мной. Но никто не пришел.

— Никто?

— Никто. Я думала, что он сообщает людям некую неопровержимую, но непознанную ими истину, которая заставляет их предавать все, что они любили. Но в этом нет нужды. Я понимаю, что они чувствовали. И больше не виню их. Вот только не могу понять, как они могли научиться жить после ухода, если только они еще живы.

— Ты считаешь, что предала «Таггерт Трансконтинентал»?

— Нет. Я… я чувствую, что предала бы ее, оставшись на рабочем месте.

— Верно.

— Если бы я согласилась служить мародерам, то… то предала бы Нэта Таггерта. Этого я сделать не могла. Не могла допустить, чтобы его и мое достижение, в конце концов, завершилось тем, что попало в руки мародеров. Не такой была наша цель.

— И ты называешь это безразличием? Ты считаешь, что теперь любишь свою железную дорогу меньше, чем месяц назад?

— Я отдала бы жизнь за один год на железной дороге… Но не могу туда вернуться.

— Тогда ты знаешь, что чувствовали все, кто ушел, и что они любили, когда уходили.

— Франсиско, — наклонив голову и не глядя на него, спросила Дагни, — почему ты спросил, не сдалась бы я двенадцать лет назад?

— Ты понимаешь, о какой ночи я все время думаю так же, как и ты?

— Да… — прошептала Дагни.

Медленно, с усилием, она подняла на него глаза.

На его лице она увидела то же выражение, что и утром двенадцать лет назад: подобие улыбки, хотя губы не улыбались. Спокойную победу над страданием, мужскую гордость за ту цену, которую он заплатил, и за то, что стоило этой цены.

— Но ты не сдался, — возразила она. — Ты не бросил дело, ты до сих пор президент «Д’Анкония Коппер», просто теперь это для тебя ничего не значит.

— Сегодня дело значит для меня столь же много, как и в ту далекую ночь.

— Зачем тогда ты разрушил компанию?

— Дагни, ты счастливее меня. «Таггерт Трансконтинентал» — средоточие высокоточных механизмов. Компания недолго сможет существовать без тебя. Не сможет двигаться лишь при помощи рабской силы. Они безжалостно разрушат ее сами, и ты не увидишь — просто не успеешь увидеть, — как твоя дорога служит мародерам. Но добыча медной руды — дело попроще. «Д’Анкония Коппер» продержится под присмотром нескольких поколений грабителей и рабов. Управляемая грубо, жалко, неумело, она все равно поможет им выживать. Я должен разрушить ее своими руками.

— Ты… что?

— Я сознательно и последовательно разрушаю «Д’Анкония Коппер», преднамеренно и планомерно, своими собственными руками. Я спланировал все так аккуратно и работал так усердно, как будто зарабатывал себе состояние, чтобы не дать им заметить и остановить меня, чтобы не дать им захватить рудники до тех пор, пока не станет слишком поздно. Все силы и энергию, что ожидали от меня в управлении «Д’Анкония Коппер», я потратил не на то, чтобы усилить компанию. Я разрушу ее до последнего камня, до последнего цента моего состояния, до последней унции меди, которая могла бы достаться мародерам. Я не оставлю ее в том жирном благополучии, в каком унаследовал, я верну ее к тому, с чего начинал Себастьян д’Анкония, а потом предоставлю им попробовать выжить без него и без меня!

— Франсиско! — вскричала Дагни. — Как ты мог заставить себя сотворить такое?

— По милости той же любви, какую питаешь ты сама, — спокойно ответил он. — Моей любви к «Д’Анкония Коппер» и ради того духа, чьим воплощением она является. Была, есть и когда-нибудь станет снова.

Дагни стояла молча, пытаясь собрать воедино все сказанное — все то, что повергло ее в оцепенение. В тишине стала слышна музыка из радиоприемника, и ритм струнных настиг ее, подобно медленным глухим шагам. Перед мысленным взором Дагни пронеслись прошедшие двенадцать лет: измученный мальчик, просящий о помощи у нее на груди; мужчина, сидящий на полу, играя в шарики и смеясь над разрушением промышленных монополий; мужчина, отказывающийся ей помочь с криком: «Любовь моя, я не могу!»; мужчина, произносящий в дымном баре тост за долгие годы, которые пришлось ждать Себастьяну д’Анкония…

— Франсиско… я многое поняла про тебя… но никогда не думала, что ты — один из тех, кто ушел…

— Я ушел одним из первых.

— Я думала, что эти люди всегда исчезают…

— А разве я не исчез? Разве это не самое худшее, что я тебе причинил — бросил тебя, предоставив любоваться испорченным плейбоем, который уже не был тем Франсиско д’Анкония, которого ты знала?

— Да… — прошептала она, — только самое худшее то, что я так и не смогла в это поверить… никогда не верила… Каждый раз, глядя на тебя, я видела того Франсиско д’Анкониа…

— Знаю. И знаю, чего это тебе стоило. Я старался помочь тебе понять, но время еще не пришло. Дагни, если бы тогда, когда ты пришла ко мне, чтобы проклясть за то, что я сделал с шахтами Сан-Себастьяна, я бы тебе сказал, что я не пустой бездельник, что я стараюсь ускорить разрушение всего, чему мы с тобой поклонялись: «Д’Анкония Коппер», «Таггерт Трансконтинентал», «Уайэтт Ойл», «Риарден Стил», — стало бы тебе легче понять меня?

— Нет, только труднее, — прошептала Дагни. — Я даже сейчас не уверена, что могу принять то, что случилось. Ни твою форму отречения, ни мою… Но, Франсиско, — она внезапно вскинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза, — если это и есть твоя тайна, то из всего, что ты пережил, я была…

— Да, моя дорогая, ты — моя беда! — в своем отчаянном то ли крике, то ли смехе он признавался в агонии, которую так хотел изжить. Он схватил ее за руку, прижал пальцы к губам, потом ко лбу, чтобы не дать ей увидеть, чем отразились на его лице прошедшие двенадцать лет. — Если только возможно искупить… какое бы страдание я тебе ни принес, я заплатил за него… ведь я знал, что причинил тебе, но должен был это сделать… И ждать, ждать, покуда… Но теперь все кончено.

Улыбаясь, Франсиско поднял голову; он прочел в ее глазах отчаяние, и в его взгляде появилась хрупкая нежность.

— Дагни, не думай об этом. Я не попытаюсь оправдать себя теми страданиями, которые перенес. В чем бы ни состояла причина, я знал, что делаю, и знал, что терзаю тебя. Понадобятся годы, чтобы все исправить. Забудь, что… — она поняла, его объятие подсказало ей, о чем он говорит. — Из того, что я должен сказать тебе, это будет последним, — но его глаза, его улыбка, его пальцы на ее запястье свидетельствовали совсем о другом. — Ты слишком многое пережила, и тебе придется научиться многое понимать, чтобы зажили шрамы той пытки, с которой ты не должна была столкнуться. Сейчас имеет значение только то, что ты свободна. Мы оба свободны, мы свободны от мародеров, им до нас не добраться.

Борясь с безысходностью, Дагни тихо вздохнула:

— За этим я сюда и приехала — чтобы понять. Но не понимаю. Кажется ужасным, неправильным, уступить наш мир мародерам, и еще ужаснее жить под их властью. Я не могу ни сдаться, ни вернуться. Не могу жить без работы и не могу работать как раб. Я всегда думала, что любая драка достойнее, чем отречение. Я не уверена, что мы были правы, ты и я, уйдя со сцены. Но сражаться невозможно. Мы капитулируем, если уйдем, но и, оставшись, тоже капитулируем. Я больше не знаю, что правильнее.

— Проверь логические посылки, Дагни. Противоречие невозможно.

— Но я не нахожу ответа. Я не могу упрекать тебя за то, что ты делаешь, хоть это вызывает у меня ужас, ужас и восхищение одновременно. Ты, наследник семьи д’Анкония, превзошедший предков, направил свой несравненный талант на разрушения. Я играю с булыжниками, перестилаю кровлю, когда трансконтинентальная железнодорожная система разваливается в руках моральных уродов. А ведь от таких, как мы с тобой, зависит судьба мира. Если мы допустили то, что случилось, значит, в этом есть и наша вина. Только я не могу разобраться, в чем состояла ошибка.

— Да, Дагни, в том, что произошло, есть наша вина.

— Потому что мы работали недостаточно усердно?

— Потому что мы работали слишком усердно, но требовали слишком мало.

— О чем ты?

— Мы никогда не требовали от мира платы, которую он нам задолжал, и позволяли нашему заслуженному вознаграждению уходить к не заслуживающим того людям. Ошибка произошла сотни

Айн Рэнд. Атлант расправил плечи. Смотреть на ozon.ru



Опубликовать у себя: РАЗРЕШАЕТСЯ  


Если Вы знаете кого-то, кому может быть полезна эта статья, кликните здесь и отправьте ему ссылку.

Я хочу отправить ссылку на эту статью и ПОЛУЧИТЬ подарок.

 
Категория: Как организовать работающий бизнес. | Добавил: allbooks (12.02.2012) | Автор: Айн Рэнд
Просмотров: 1746 | Комментарии: 2 | Теги: успех в бизнесе, Бизнес литература, книги управление бизнесом
Всего комментариев: 1
1 zharen  
0
Always a good job right here. Keep rolling on thgrouh.

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
J2J.RU - cовременная система продвижения сайтов

раскрутка сайта в поисковиках Рейтинг сайтов Бизнес / Финансы
количество читателей онлайн и всего